Сплошная ломанная

litovchenko-oksana@lenta.ru
2016-04-10 23:35:00
19626
Рейтинг 1 2 3 4 5 (8) Спасибо за вашу оценку Вы уже оценивали этот рассказ
«За мной, читатель! Кто сказал тебе, 

что нет на свете настоящей, верной, 

вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! 

За мной, мой читатель, и только за мной, 

и я покажу тебе такую любовь!»

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

l.

«А мы хотели жить красиво, а мы хотели быть счастливыми людьми, и нас тянуло так необъяснимо друг к другу, и это все, что мы могли». Так некогда пел один эстрадный дуэт, и эти слова вполне могли быть применимы и к нам.  Ко мне, автору этих строк, и моей жене Юлии.

Помню, была весна, и я – 24 летний писатель, с неокрепшим пером - сочинял книгу об одном художнике, живущем в Химках. Писал не по зову сердца, а по заказу небольшого издательства, специализирующегося на книгах о людях искусства. 

Художник мой был мелкотравчатым творцом, отсюда понятно, почему рассказ о нем доверили неопытному автору. Дескать, если выйдет у него что-то, то хорошо. А не выйдет - не велика потеря!

Что касается вашего покорного слуги, то другой работы у меня не было, поэтому я с готовностью – хотя и с некоторой робостью - взялся за эту тему. Тем более, что мне выдали небольшой аванс, и мы с Юлей теперь  могли внести месячную плату за нашу съемную  московскую однушку, ну и вообще хоть как-то свести концы с концами.

И вот мой герой - уже пожилой, потрепанный в жизненных штормах, сам себе на уме человек, в вечных широких штанах и джинсовой жилетке.

Бесповоротно убежденный в том, что все в этом мире продается и покупается. Нужно лишь назвать цену.

Мне сразу стоило бы понять, что это, в общем-то, ничтожный, склочный человек, но я был им словно зачарован. Мне казалось, что он фигура масштабная, несчастная, недооцененная и очень- очень интересная. 

И я опасался, что не потяну описание такой трагической судьбы.

А художник, назовем его, допустим, Тимуром, просек свой шанс и из кожи лез, чтобы прославиться: подсовывал документы и вырезки из газет, сыпал комментариями, подолгу и взахлеб рассказывал о себе, часто перескакивая с темы на тему и теряя логику повествования. 

А еще он частенько крутил мне «Битлов», которых очень любил- на живом виниле - погружал меня в атмосферу его молодости, чтобы я тоньше прочувствовал рельеф его натуры, и понял, откуда берутся истоки его непревзойденного стиля.

Честно скажу, поначалу я не въезжал вообще ни во что. Информация росла, как снежный ком, я нервничал, что ни за что ее не смогу осмыслить, систематизировать и переработать. 

Однако постепенно, пазлы худо-бедно начали складываться в какую-то картину, мало по малу мне становилось понятно, что  мой герой любопытен не своим талантом или каким-то другим достоинством, а вот именно своей червоточинкой, разгадывать которую было и сложно и интересно одновременно

По утрам я теперь с удовольствием спешил в его мастерскую. Иногда даже оставался в ней ночевать.  Вопреки желаниям Тимура, который видел только себя любимого, кое- что я сумел рассказать ему и о себе. 

Так, помимо своей воли он узнал, например, то, что достаток мой невелик, что мы с женой не имеем собственного угла, в Москву переехали недавно. И в этой Москве, в общем-то, очень одиноки.

Хотя у моей любимой есть подруга в Подмосковье, она удачно вышла замуж за успешного, хотя и престарелого бизнесмена, и время от времени приглашает Юлю в гости.

Жаловаться на жизнь я не собирался, не в моем характере скулить, но теперь я понимаю: вышло именно так, что я пожаловался. Сказал даже, что, бывает,  мы и  голодаем, и трогательно сохраняем в холодильнике последний помидор друг для друга, до тех пор, пока он не потемнеет и не усохнет до размеров финика. 

Эта хренова сухомятка  и вечный стресс выходят нам боком - у нас уж с год нет нормального секса. И нам о нем остается лишь мечтать. 

А еще мы мечтаем о море. Ведь «даже на небе только и разговоры, что о море».

И у нас в Ялте  любимое местечко есть, на набережной- кафе «Остров сокровищ»!

 А вот это сообщение, как мне показалось, заинтересовало Тимура:

- Вы и голодаете, и секса у вас нет, но при этом любите друг друга, так что ли?- С недоверием покосился он на меня и продолжил.- Фигня это. Так не бывает. 

Вот я всегда был при деньгах и то путной бабы не нашел. Все думали, как бы обобрать, да за мой счет на карусели покататься. Так при этом я же еще и талантище!

А тебя, выходит, за голубые глазки полюбили…

Что я мог ответить ему? Что моя Юля особая, чистая и честная? Она хваталась за любую работу, лишь бы пополнить наш скудный семейный бюджет и поддержать мои творческие начинания, так как верила в меня. Ну ему без толку было что-то говорить. 

На тот момент Юлия, кажется, трудилась в круглосуточном магазине подарков - на упаковке. И часто приносила домой бумажные цветы, собственного изготовления - такие искусственные бутоны шли на украшение праздничных покупок.

Эти розы, кстати, созданные весьма талантливо, долгое время хранились на книгах в нашей полке.

Как-то в выходной день я повез Юлю в Химки, чтобы показать мастерскую художника, где я теперь проводил столько времени. Я знал, что мастерская на тот момент была закрыта.

Но мне почему-то хотелось, чтобы Юля- хотя бы снаружи - увидела ее и ощутила удивительную творческую атмосферу того подмосковного городка, который нравился мне все больше.

Около мастерской был пруд с лебедями в окружении каких-то - на удивление - чистых и светлых берез. Я фотографировал под ними жену. И казалось, березы дают свой отсвет на чистое лицо Юлии.

И хотя день по погоде был сереньким, он навсегда оставил во мне самые светлые, даже солнечные воспоминания.

Потом я рассказал Тимуру, что в выходные мы гуляли близь его мастерской, показал снимки.

-Смотри-ка, ты не соврал, она и правда ничего,-  давал он свою оценку.- Пропорциональное лицо. Такое и рисовать легко, и передавать через него характер просто. Только уж очень скромная с виду. А под скромностью, как правило, скрывается блядство. В тихом омуте черти водятся. Не хочу огорчать тебя, Сашка, но будь начеку.- Вернул он мне мой скромный фотик.

- Если вам  женщины недостойные попадались, так не надо всех под одну гребенку грести,- психанул я.

- У всех у них одна природа, прапраматери ихней Евы, которая развлекалась со змеем в райском саду.

- А Пикассо, а Дали?! Да встреть вы в свое время свою Ольгу Хохлову или Галу, из вас новый Дали бы вышел!

- Ненавижу Дали. А эта его Гала - курва та еще. До смерти ему рога наставляла. Сама старуха криворылая, а в замке с малолетками кувыркалась… 

И вот помню, приехал я в мастерскую перед обедом. В ней была группа студентов художественного училища, которым Тимур давал платную лекцию. 

Я хотел пойти погулять часок, так как не знал когда закончиться это мероприятие, ну этот ершистый старикашка дал мне знак, чтобы я не уходил, что он скоро закончит, и есть какой-то важный разговор.

Когда студиозусы ушли, он поманил меня в свою курилку (курил он очень редко, а в самой мастерской - никогда). Включил чайник, сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и скрылся в клубах ароматного дыма.

Он как-то очень внимательно, с хитроватым прищуром смотрел на меня сквозь этот дым:

- У меня есть знакомый, Омар, - наконец вымолвил он,- тоже художник, хотя какой там, на хуй, художник, дешевый ремесленник. Шкерится в захолустном Корочарове.  Притом что, заметь, он побочный потомок шейхов, переплетающийся по родословной и с Российским императорским домом. Жутко богатый фрукт – унаследовал миллионы: жрет, бухает, трахает баб. Словом, превратил  мастерскую, да и всю свою живопись в полный отстой, малюет черти что, хотя мог бы рисовать мощно. 

Конечно не так, как я, но тоже на уровне –  шутя рисует сплошной линией, а это, поверь, дано не каждому!

Я пожал плечами, как бы соглашаясь с его мнением.

- Ну, так вот,- продолжил Тимур,- я показал ему твою Юлю, и этот старый блядун собрался писать с нее портрет. И приглашает вас на выходные к себе в гости.

- Как же это вы показали,- усмехнулся я,- если я не оставлял вам ее снимки?

- Ни во что ты, Саша, не врубаешься, а еще книги берешься писать, пусть ты в глубине души и считаешь меня хуевым, но все ж таки я художник!

Он достал из кармана своих широченных штанов блокнот. Раскрыл его. На небольшой страничке в клеточку, карандашом был очень четко и точно исполнен портрет Юлии.

- У меня фотографическая память. Мне один раз достаточно увидеть лицо, чтобы оно отчеканилось в памяти на всю жизнь. – С удовольствием пожевал он свой дым.

-Ну – у, пусть пишет,- неуверенно ответил я, не соображая еще толком, что тут можно сказать.

- В этом-то и дело, чудак ты на букву «мэ». Пишет женские портреты он нечасто. А если пишет, то у него такая фишка - натурщица должна стать его наложницей. 

Ну, этого козлу мало, она должна от него родить, поскольку он думает, что по настоящему выразительное лицо у женщины бывает только при беременности. Вот во время беременности он их и пишет, оплодотворяя для куража и вдохновения сам.

- Ну, причем тут Юля? – Опешил я.

- Тут все просто. Этого дьявола поразила скромность твоей цацы. Вот и все.

Хамоватый Тимур никогда не отличался изысканностью фразеологических оборотов, но тут нес уже окончательную чушь, у меня уши вяли. А он бубнил и бубнил, что, мол, рассказал тому Омару о нас все, описал Юлю, ее скромность, достоинства, фигуру. 

И сумел разжечь огонь интереса в очах этого жутковатого живописца, хотя сначала и не был уверен в своих силах. 

Но художник понял художника.

Это, наверное, был первый и последний случай в его жизни, когда он о ком-то отозвался хорошо. Впрочем, я мог себе представить, какими именно красками он описывал развратному подельнику мою супругу.

- Ну, зачем вам все это, Тимур?!- Ум заходил у меня за разум.- Что мы вам сделали плохого?

- Да пойми ты, придурок, это ваш шанс выбиться из нищеты.- Заглянул он в меня своими жестокими желтыми глазами.- Да любая женщина мира отдала бы полжизни, не задумываясь, чтобы только Омар обратил на нее внимание! 

Там сотни миллионов долларов, если не миллиарды. Миллиарды, понимаешь ты?! И сумасшедший старик, который не знает уже, как их потратить. И вот возникает вполне резонный вопрос, а не поможет ли твоя Юля ему в этом?!

Вы хотели поехать к этой своей голубой луже? Так будет вам лужа, то есть море. Целый океан с виллой и яхтой!

Тимур расходился не на шутку.

- Так он еще и старик?!

- Он на целых три года старше меня. Это значит, ему аж 69. С него уж песок сыплется.

- А чего же вы на «Калине» ездите, когда у вас такой богатый друг?!

- Он мне не друг, во – первых. А во - вторых, чтобы Тимур что-то взял у этого примитивного ремесленника, не бывать этому!

Шел дождь, форточка курилки была распахнута, и шаловливый ветерок, то и дело, сыпал из нее в курилку мелкими каплями дождя и зелеными сережками, сорванными с весенних берез, которые негромко барабанили по столику, по полу. Запрыгивали в пепельницу.

Я сказала, как отрезал, что мы с Юлей любим друг друга. Что мы счастливы и никаких чужих вилл и яхт нам не надо.

- Не знаешь ты женщин,- опять завел он свою заезженную пластинку.

- Юля не такая, и спать за деньги она не будет.

- Посмотрим, что ты запоешь, когда ей надоест твой рай в шалаше. Вот попробуй, расскажи ей о предложении Омара. Спорим, она отреагирует? Хочешь, я докажу тебе?!

Слушать эту бредятину уже не было сил, вот прицепился - то клещ. Меня душил дым его сигареты, в общем, мы окончательно рассобачились, я наспех похватал свои вещи, и, задыхаясь, выбежал на улицу. 

Прохладный, дымчатый дождь окатывал меня с ног до головы, остужал  мой раскаленный «радиатор». Я шагал, против него, и даже не думая о том, что следовало бы раскрыть мой зонт.

- Все, у меня больше нет героя для книги! – Выдохнул я, ввалившись в квартиру, и, наспех раздевшись, мокрый брыкнулся в постель, воткнулся лицом в подушку. 

В те сутки Юля работала в ночь, а потому теперь была дома.

- Как же мы теперь аванс твоему издательству отдадим?- Только и вздохнула она.

Она не настаивала, чтобы я что-то рассказывал. Но выходка химкинского живописца была столь вопиюща, что эмоции переполняли меня. В общем, я не удержал их в себе, излил Юле все, да еще и присовокупил кое-что непечатное в адрес подлого Тимура, явившего свое истинное лицо.

Собрав нехитрый тормозок, жена ушла на свою ночную смену. А я вскурил ароматическую свечу - жене в ее магазине иногда в качестве стимула выдавали их - и, повинуясь какому-то еще не осознанному импульсу, разделся догола. 

Я бодрствовал всю ночь, почему и сам не знаю.

И огни моей квартиры одиноко мерцали на темной громаде дома, как на утесе. И первые весенние грозы трясли небо, и то и дело расписывали его косыми молниями.

Уставшая Юля вернулась с рассветом, ну она тоже почему-то не спешила в постель. Я согрел чай, мы собрались у стола, но никто из нас не решался заговорить первым.

- Ты что, не спал? – наконец спросила жена,- согревая озябшие руки теплой чашкой с ароматным напитком. С утра было свежо и прохладно.

- С чего ты взяла?

-Постель не заправлена… Что тебя тревожит?

- Да Тимур этот хренов. Я думал он нормальный человек. Я рассчитывал на него!

- Подожди, не кипятись. Может он действительно хотел помочь. Ты не думал, что у него нравственная планка такая, и в его системе координат предложенное тебе - это нормально? 

У художников особый взгляд  на мир, на отношения, и тебе бы уже пора понять это. В любом случае, не надо рвать с ним, пока не закончишь работу. Стоит дописать книгу, вон ты уже как продвинулся! Не жалко тебе бросать?..

В общем, я поправил одеяло на засыпающей на своей мягкой подушке со слоником Юле, тихонечко запер дверь, и, полусонный свалился к Тимуру в мастерскую.

- Кабы мне такую мастерскую как у Омара, ну, у того борзописца из Корочарово, я бы такие картины писал, что ему и не снилось, грузил он мне на руки какие-то тяжелые рамки. - Двести квадратов у него, четыре метра высота стен, лицевая стена – стеклянная и выходит на Юг. Поднимай какой хочешь холст, какой хочешь свет ставь!

А он малюет, что на голову не наденешь! Сейчас готовим его выставку, а ее ни один путный столичный салон не примет. Вот смотри, репродукция с его мазни!

Этот чудак в джинсовой жилетке достал из страниц огромного по формату альбома - что-то о разновидностях тюльпанов - плотный лист с рисунком.

Он меня поразила! Представьте себе золотой трон. На нем, лицом к вам сидит мускулистый, голый, смуглый человек, лицом похожий на зверя, в распахнутой красной мантии. А на его члене - миниатюрная, белокожая девушка с искаженным от страсти лицом. 

При этом  его член и ее влагалище были выписаны необычайно подробно - в тончайших деталях и в гипертрофированном виде - сине-зеленые вены мощного члена и влагалище, крупное, как у беременной кобылы – фиолетовое. Местами пестрое, местами черное.

Да уж, такую работу в Третьяковке не выставишь!

-Возьми себе, если хочешь,- разрешил мне Тимур и сунул репродукцию  между страниц свернутой газеты.- Вот, держи, так она не помнется.

Я  в испуге замахал руками. Дескать, не надо мне такого подарка.

А потом - шапку в охапку - и ходу!

ll.

Мало по малу просыпалась сирень. Ее крепкие бутончики  уже готовы были брызнуть белым и фиолетовым молочком на этот мир, залить его весь до синего неба, как холст, живыми, буйными красками. 

И так сладко пахло молодой травой и дымами костров, в которых дворники палили нехитрый зимний мусор - прошлогоднюю листву и сухие веточки деревьев.

- Я все пальцы исколола на упаковке этой, - пожаловалась мне после магазина Юлия.- Цветы теперь делаем на проволоке, а она не дается, колется – никак не могу приладится к ней.

Господи, эгоист я, эгоист. Нет, чтоб поинтересоваться у жены, как у нее день прошел, может, ей помощь нужна какая?.. Я поймал ее бедные, израненные пальчики и стал их целовать.

- Ты не обидишься, если я в субботу к подружке Наташке съезжу, проведаю ее?

Если честно, эта идея мне не понравилась. 

Если верить Юле, та самая Наташка жила в достатке, и мне не хотелось, чтобы жена, будучи там, в гостях, завидовала своей приятельнице. Ну, я не подал вида.

- Господи, да конечно съезди. Отдохни, развейся. Ты же не в клетке заперта.

В субботу Юлечка укатила в Подмосковье, а я отправился в невольно полюбившуюся мне уютную химкинскую мастерскую. И вновь шипел винил, и старенькая джинсовая куртка жаловалась мне на свою непутевую жизнь.

Тимур женат был четырежды, все супруги, как тут уже упоминалось, с его слов, оказались то стервами, то тихушницами, напрочь отбившими у художника тягу к женским портретам… 

Домой мы с моей женой вернулись практически одновременно. Юля была задумчива и даже раздражена, хотя и скрывала свое раздражение. «Сравнила нашу съемную «клетку» с бизнес - особняком подруги  и расстроилась»,- невесело подумалось мне…

Тем не менее, и на следующие выходные она засобиралась к Наташке.  И приехала оттуда, страшно подумать… с золотым Айфоном! 

Спрятать такую штуку было невозможно, да и не имело смысла, поэтому она сразу же щегольнула ею передо мной, сказав, что Наташка явно не бедствует. Пожилой муж на радостях с рождения дочери купил супруге новейшую золотую модель, а эту она отдала ей, то есть Юле.

Эта Наташка была Юле подругой с детства, они даже доводились друг дружке какими-то далекими родственницами, эти обстоятельства вполне объясняли такой дорогой подарок. Хотя то, что шел он – хоть и через Наташку - но все равно от ее мужа, меня, понятное дело, не радовало.

Ну, я «проглотил» тот чертов Айфон, тем более, что Юля радовалась ему, как ребенок долгожданной игрушке и успокаивала меня заверениями о том, что на случай полного безденежья, у нас теперь есть «капитал», который можно будет пустить в дело.

Я взвесил эту тяжелую блестящую, почему-то теплую штуку в руке - держать ее было приятно! С оборота на Айфоне был очень тонко отчеканен портрет какого-то горбоносого короля, в короне и мантии.

«За такую конфету и убить могут». Подумал я и посоветовал своей любимой не светить ею, где попало, особенно в темных местах. 

Таким образом, подарок Юлиной подруги меня озаботил дважды.

Хотя, в общем-то, особых поводов грустить как бы и не было. Книга моя мало по малу шла к своему завершению. Юлины старания были оценены в ее магазине и жену собрались повысить - сделать заведующей отделом упаковки и посылали в Питер на двухнедельные курсы.

В ее отсутствие произошло событие, которое я до сих пор вспоминаю со смешанным чувством пережитой небывалой радости и последовавшей за тем тоски.

Тогда я увлекался бегом (думал, что таким образом поддержу свою пошатнувшуюся потенцию). И вот, как сейчас помню – ясное весеннее утро, просыпающийся двор нашего дома,  а в нем - припаркованные автомобили. И с краю - чуть на отдалении, колесом на бордюре - черный BMW- X- 6. Это машина моей мечты! И у нашего дома она, без сомнения возникла впервые. 

Весь дворовый автомобильный ряд мне был хорошо знаком.

Когда я пробегал мимо Бумера, пожирая его своим жадным взглядом, дверь со стороны водителя приоткрылась, и из нее как-то очень медленно вывалился мужчина  тоже, как и я, в спортивном костюме и растянулся прямо на асфальте, под подножкой своей распрекрасной машины.

Видимо хватил сердечный приступ. Я кинулся ему на помощь, хотя тогда и понятия не имел, как ее оказывать. Помню, схватив его за грудки, зачем-то пытался затащить его в салон, а он, едва ворочая языком, все хотел мне что-то сказать, да я никак не мог разобрать что.

Наконец расслышал два слова: куртка, валидол.

Осторожно уложив его обратно, так чтобы он не стукнулся затылком об асфальт, я сунул ему под голову свою вязаную шапочку, нашел глазами на сиденье машины кожаную куртку, быстро обшарил карманы, нащупал заветный пузырек, сунул в вялые губы этому моему «клиенту» белую крошечную таблетку.

Он снял ее языком с губы, потом приподнялся в положение сидя, а потом и встал, весь какой-то плохо гнущийся, как робот.

- Я уж думал, каюк мне,- прохрипел он и медленно протянул свою холодную руку,- Антон. А ты, сынок, выходит, мой спаситель.

И было тому Антону с виду никак не меньше 70.

- Сядь в машину, посиди со мной немного,- попросил он.- Что-то чую я, что сегодня помру.

- Лечиться вам надо, а не по дорогам колесить.- Посоветовал я ему, когда забрался на пассажирское сиденье. Авто – ну, совершенно нулевое, и по салону это было прекрасно видно.

- Отлечился Антон,- медленно двигая ластами, кое - как влез  он в салон.- Шунтированный я, а шунты не приживаются. Так что, сына, подбиваю дебет с кредитом- с чем к Богу пойду.

 А ты ничего, отзывчивый. Другой бы мимо пробежал, а ты помочь решил. Выходит, должник я твой.

- Любой бы на моем месте помог,- пожал я плечами.

Он расспросил у меня кто я, кем работаю, как живу. Сунул еще одну валидолинку себе под язык  и равнодушно подытожил:

- Нищеброд значит? А давай, сын, я тебе вот эту машину подарю? Хоть одно доброе дело напоследок сделаю.

Блин, ему в его положении только шутить и оставалось.

- Ну, давайте, подарите,- подыграл я ему.- Заправить только не забудьте, чтоб с полным боекомплектом.

- Беги за паспортом!

- Зачем он вам?

- К нотариусу поедем. Оформим генеральную доверенность на тебя. Сегодня, малыш, ты вытащил счастливый билет.

 В общем, долго это все объяснять.  Да, наверное, и не нужно, скажу лишь, что уже в обед того же дня - во дворе нашего дома стоял МОЙ  припаркованный новенький Бумер, сверкая своими хромированными наворотами.

Я, то глазел на него через окно, то сбегал к нему и чуть не целовался с ним взасос на глазах у изумленных прохожих.

И целые вихри приятных размышлений бушевали в моей голове. Блин, он же на четыре ляма тянет, не меньше, - охватывало меня ликование. - А это же - по сути - квартира! 

И следом противоречивое, почти запретное решение окрыляло меня:

«Нет, оставим с Юлей его себе, сами будем кататься назло нашим прежним неудачам!»

У меня имелись права, правда, опыта вождения в большом городе почти не было.

Тем не менее, теперь по - всякому выходило, что с нищетой мы распрощались. Меня так и подмывало позвонить своей любимой в Питер и очаровать ее столь вопиюще прекрасной новостью, ну я все никак не мог решить, как все - таки преподнести ей это наше случайное благоприобретение.

Поразмыслив хорошенько, я захотел «поменять клеммы» и сказать Юле, что машину я … заработал. Да! Вот, к примеру, такая версия: Голливуд заметил мой рассказ, и купил его, правда с правом переделки и доработки. 

Я уже успел получить деньги, не удержался и купил самую лучшую машину, для нее, для Юлии (тем самым я и ее бы обрадовал и свой творческий статус повысил в ее глазах). 

Конечно, логичнее было бы купить квартиру, ну я купил BMW, поскольку она – Юлечка - не раз восхищалась такой машиной, когда та попадала в поле ее зрения.

Теперь у Юли есть повод подумать о водительских курсах!

Да, именно так я собирался сказать, но вот беда, в тот день жена выпала из зоны мобильного доступа, и не появлялась в нем вплоть до воскресенья. А в понедельник она уже должна была вернуться.

Я места себе не находил, я уже не рад был той самой машине, я не знал, что думать.

«Наверняка пристукнули ее там где-то за этот ее Айфон», окончательно пал я духом, и собрался в понедельник идти в полицию. Но своему ужасу  понял, что даже не знаю какой адрес у магазина, где работала жена, и питерский «порт» ее этих курсов тоже был для меня загадкой.

В воскресенье после обеда Юля позвонила, и я автоматной очередью - используя частые матюжки -  отправил в трубку все, что о ней думаю.

- Да пошел ты к черту,- парировала жена.- У меня телефон сломался. Можешь ты это понять?! А не хочешь  встречать, так и скажи. И нечего мне тут мозги выносить!

Честное слово, в таком тоне она со мной разговаривала впервые. Она не то, что сердилась, она была просто в ярости.

Я встретил ее на Ярославском вокзале. Мне показалось, что она пополнела и как-то словно обабилась. Мы не разговаривали всю дорогу. Да и в последующие дни отношения наши теплыми назвать было сложно. Нашему чудесному BMW, как ни странно, она нисколько не обрадовалась. Напрасно я соблазнял ее рассказами о том, что в нем 370 «лошадей», коробка – автомат, да при этом он еще и дизель! 

Все напрасно. Юлия была, что называется себе на уме, и относилась ко мне с холодком, а временами мне казалось, что даже и с презрением. Чего никогда раньше не было.

Меж тем был отпечатан тираж моей книги о художнике Тимуре. Я заехал в типографию и взял несколько экземпляров. За тем навестил бухгалтерию издательства, где мне выплатили вторую часть гонорара, купил в салоне «Э,туаль» замечательные духи «Berberis», по пути в ларьке «вооружился» букетом белых гвоздик и пошел к Юле «мириться». 

И было это все 27 апреля, в День рождения Юлии.

Она ждала меня на кухне, почему-то была почти обнаженной (в трусиках и тапочках), какой-то очень бледной и растерянной.

- Я беременна,- наконец выдохнула она и замерла напротив меня, беспомощно и как-то криво улыбаясь.

Она меня словно ушатом кипятка окатила, ведь речи о том, что беременна она от меня и быть не могло. И я помню, что мне стало почему-то нестерпимо стыдно, и краска позора густо залила мое лицо.

Я молча распахнул форточку - в квартиру ворвался свежий ветер и гул улицы – выкинул  розы, следом деловито отправил духи прямо в коробке. И закрыл окно.

- И что, будешь рожать? – Кажется, спросил я.

Она неопределенно пожала своими худенькими плечами, и только тут я заметил, что у нее воспалены соски, и что вокруг них возникли коричневые круги...

Если хотите знать, что было дальше, пишите мне: litovchenko-oksana@lenta.ru

Ещё рассказы

Вверх